На грани ХIХ–ХХ вв. изменились условия приобщения читателя к книгам. В Вятке и уездных городах появилось много библиотек, в том числе и в учебных заведениях. Книги имелись в домах купечества, чиновников, интеллигенции, кое-что появлялось у представителей «простонародья».
Многое зависело от семьи. Уроженец Вятки, миссионер о. Нестор (в миру Николай Александрович Анисимов), отец которого служил чиновником в Котельничском батальоне, а мать происходила из семьи вятских священников, вспоминал, как в 1900-х гг., обучаясь в Вятском реальном училище, читал Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Тургенева, Достоевского, Л. Толстого. Правда, отдавая Толстому «должное как гениальному писателю», уже в юности будущий митрополит исключал «его своеобразное религиозное умствование»(1).
В семье же уроженца Орлова Вячеслава Ивановича Юферева, ставшего учёным-агрономом, книг почти не было. Он, будучи на девять лет старше Николая Анисимова, в том же реальном училище ощущал острую нехватку в книгах. Библиотекарь снабжал реалистов книгами по собственному усмотрению, и «выдавал обычно всякое неинтересное барахло». Из-за этого реалисты почти не пользовались ученической библиотекой. «По программе средних учебных заведений в планы занятия как-то должно было входить и преподавание русской литературы, но в памяти как-то совершенно не запомнилось, вел ли Гр. Ив. (библиотекарь училища, он же и преподаватель словесности. – А.С.) эту дисциплину. Мне кажется, что нет. Саму историю русской литературы прочитывал, помню, читал Скабичевского… Таким образом, все семь лет пребывания в реальном училище, за исключением каникул, я в Вятке сидел абсолютно без книг. Но зато, приезжая в Орлов, я с жадностью накидывался на книги»(2). (Не очень лестная оценка Г.И. Пинегина бывшим реалистом опровергается исследованиями Е.Д. Петряева – он был страстным библиофилом и к тому же автором работ об И.А. Крылове и Н.В. Гоголе(3)).
Под конец учения Юферев получил доступ в одну частную библиотеку, но и там как-то дело не устроилось. Не лучше обстояло с книгами в семье родственника И.П. Хорошавина, агента страхования губернской земской управы, у которого он квартировал. В доме «книг… не было почти никаких за исключением когда-то выписанных номеров журнала «Природа и люди». Когда никого не было дома, я воровски забирался в кабинет Ивана Павловича и рылся там у него на книжной этажерке. Но рыться было не в чем, …журнал «Природа и люди», да пяток книжек по уженью рыбы. Вот и все»(4). Зато в Орлове Юферев отводил душу чтением Тургенева, Гончарова, Л. Толстого, Григоровича, «…пытался читать Достоевского, но не мог, физически не мог». Вместе с товарищем по реальному училищу Алексеем Отрыганьевым (будущим учёным-агрономом) он пробовал читать «Цивилизацию в Англии» Г.Т. Бокля.
Дело в Орловской городской библиотеке было поставлено хорошо. «Вятский вестник» сообщал о ней: «…Публичная библиотека здесь, можно сказать, образцовая; в ней в настоящее время насчитывается до 15000 томов; она уже отпраздновала 1 января 1903 года свой двадцатипятилетний юбилей. Каждый день ее аккуратно посещает здешняя публика и проводит там приятно время за чтением последних нумеров газет и журналов»(5). В приобщении орловчан к книге сказалось старание секретаря уездной земской управы Михаила Никаноровича Булычёва, который безвозмездно отдал публичной библиотеке 26 лет подвижнического труда(6). Священник-просветитель о. Н. Блинов в это время встретился в Орлове с одной из дочерей священника с. Бахта, которую он некогда приобщал к чтению. Теперь уже взрослая, она работала в народной библиотеке Орлова(7). Так осуществлялась преемственность поколений местной интеллигенции. Помимо городской библиотеки, любители книг пользовались библиотекой орловского городского головы Александра Назаровича Кузнецова.
Многие учащиеся с малых лет начинали увлекаться чтением, которое определило их будущие интересы. Воспитанник реального училища 1910-х гг. Александр Фокин, в будущем талантливый ботаник, по его словам, «рано начал читать популярно-научную литературу; любимым журналом в юности был «Природа и люди», а затем журнал «Природа», неизменным читателем которого являюсь со дня его основания (1912)»(8).
Александр Гриневский рылся в книгах, привезённых в Вятку после гибели дяди-подполковника на Кавказе. («Три огромных ящика книг, главным образом, на французском и польском языках; но было порядочно книг и на русском»). Будущий автор «Алых парусов» читал Д.В. Дрэпера, известного в России сочинением «История умственного развития Европы», но увлекался и типичным подростковым чтением: «Майн Рид, Густав Эмар, Жюль Верн, Луи Жаколио были моим необходимым, насущным чтением». О библиотеке реального училища, откуда он был изгнан за сочинение эпиграмм на преподавателей, почему и оказался в городском училище, Грин отзывался, как о «довольно большой». Правда, кроме этой литературы, он «в двенадцать лет… знал русских классиков до Решетникова включительно», хотя отдавал предпочтение приключенческим авторам. Как тут не вспомнить гимназиста Чечевицына (он же Монтигомо Ястребиный Коготь) из чеховского рассказа «Мальчики». Видимо, Гриневский сознавал цену подобным книгам, поскольку написал «для себя» (а может быть, и для соучеников) статью «Вред Майн Рида и Густава Эмара»(9).
Но читала молодежь и много макулатуры. Пестрые обложки «Пинкертонов» и прочего расхожего чтива манили неискушенных юнцов с прилавков в киосках, один из которых находился на углу Николаевской и Спасской улиц, т.е. почти рядом с мужской гимназией. Об этом увлечении с иронией отзывался в начале 1917 г. журнал «Молодые порывы»: «Ведь никто же из нас, тогдашних гимназистов, не верил в реальность разных Ник. Картеров, ведь мы смеялись над вздорностью и фантастичностью дешевой литературы, смеялись, презирали ее – и читали. Читали до самозабвения, манкируя уроками.., но прошло несколько лет. На сцену вместо пестро аляповатой литературы сыска является утонченно-изящная Вербицкая, Арцыбашев с его упрощенностью любви, прочно поселившейся в умах молодежи». Потом – новая волна «спортизма» (увлечения спортом. – А.С.) смыла и «Санина»(10). Все же влияние «Санина» не прошло бесследно. Этот роман М.П. Арцыбашева, печатавшийся в журнале «Современный мир» (1907. № 1–5, 9) и вышедший отдельным изданием (СПб., 1907), проповедовавший чувственную раскрепощённость и вседозволенность, приобрёл широчайшую скандальную известность. В среде учащихся проводились диспуты на тему «Прав ли Санин?» В Вятке в 1910 г. «огарочники», увлекавшиеся «Саниным», хотели создать «Лигу свободной любви», но, будучи обнаружены, спешно покинули город. Подобные энтузиасты существовали и в уездном Орлове(11).
Руководство духовной семинарии бдительно следило за чтением воспитанников, и они это понимали, отмечая «ко нуждам духовным невнимание»: «Даже “Епархиалка” (епархиальная библиотека в Вятке. – А.С.) в этом отношении оказалась счастливее нас, – отмечал литографированный журнал «Хулиган» (1905. № 5). – Там есть и “Русские ведомости”, и “Биржевые ведомости”… А вот, господа, не угодно ли “Нового времени” понюхать?..»(12)
В другом журнале «прогрессивной партии вятских семинаристов» «Мысли» (1906. № 3) привлекает внимание отзыв о романе Э.Л. Войнич «Овод». «Книга с начала до конца читается с нарастающим интересом, – писал рецензент «R». Он был в восторге от Овода. – …Везде, куда бы не забрасывала его судьба – в Америке, Италии, Франции, он боролся против несправедливости во имя свободы… Несмотря на грустный конец – казнь Овода, книга производит бодрящее впечатление, как-то невольно возбуждает энергию, желание самому работать, самому послужить тому делу, за которое Овод сложил голову, во имя которого работают почти все герои романа»(13).
Интересные сведения о чтении жителей Вятки содержат воспоминания обучавшегося в гимназии Б.Г. Сергиева (в будущем юриста): «Лица, занятые умственным трудом, были наперечет… Одним словом, интеллигенции было мало. Посещение библиотек читателями было незначительное… Большинство населения мало читало и почти не интересовалось литературными новинками. Однако в некоторых интеллигентных семьях были свои библиотеки художественной и научной литературы, так сказать, библиотеки индивидуального пользования…»(14) Сергиев называл некоторые книжные собрания читавших вятчан. Книгами городского судьи В.М. Червинского пользовался широкий круг его знакомых. Из отечественных писателей он имел сочинения Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Достоевского, Гончарова, Григоровича, Лескова, Чехова, из зарубежных – Шекспира, Дюма-отца, Дюма-сына, Золя… У отца мемуариста, преподавателя мужской гимназии, хранились редкие издания на латыни (некоторые напечатаны до 1700 г.), сочинения Ф. Бэкона, Бюффона. Из русских авторов – исторические труды Н.М. Карамзина, С.М. Соловьёва, Н.И. Костомарова. Были у Сергиева-старшего сочинения отечественных писателей.
Из классической литературы, по воспоминаниям Б.Г. Сергиева, вятчане читали Достоевского, хотя некоторые считали его «чрезмерно тяжелым». Анна Дмитриевна Кувшинская-Чарушина старалась следить за чтением сына-гимназиста. Высланная в 1906 г. губернатором С.Д. Горчаковым в Пермь, она в одном из писем делилась с Володей впечатлениями от прочитанного: «Я теперь читаю романы Достоевского. Не читай их. Это автор не для вас, молодежи. Что-то все больное, ломаное, ужасное»(15).
Молодёжь читала романы Гончарова, особенно «Обрыв». Образ Веры казался идеальным для девушек, стремящихся к эмансипации. Читающие вятчане с нетерпением ожидали очередные номера журнала «Нива» с главами романа Толстого «Воскресение». Кроме того, с интересом читались и другие произведения Толстого, а также сочинения Салтыкова-Щедрина, Лескова, Станюковича, Чехова и других писателей. Рассылаемые «Нивой», они доходили до самой уездной глубинки. Конечно, учащиеся увлекались журналом «Вокруг света», рассылавшим подписчикам романы Жюля Верна, Фенимора Купера. «Все эти литературные произведения, – вспоминал Б.Г. Сергиев, – читались и обсуждались самыми широкими массами населения, которые любили книгу и увлекались ею». Охотники же до «легкого» чтения удовлетворялись журналами «Стрекоза», «Живописное обозрение» и «Будильник».
Но всё же настоящих книгочеев в Вятке находилось немного. Вятские обыватели, пусть и достигшие «высоких ступеней» общества, не отличались охотой к чтению. Об этом свидетельствует дневниковая запись начинающего фотографа С.А. Лобовикова: «Ужасно тяжело мне становится, когда бываю в клубе: в зале все «образованные», «воспитанные», боишься к ним подойти, быть может, не так скажешь, не так руку подашь…»(16) Не отличались начитанностью некоторые вятчане, сделавшие немалую карьеру в столице. А.А. Чарушин, брат Н.А. и И.А. Чарушиных, сотрудник Переселенческого управления МВД, а потом Департамента государственных земельных имуществ, по воспоминаниям его племянника В.И. Юферева, «ничего не читал, библиотеками не пользовался, книг не покупал, журналов не выписывал. Ознакомившись после его смерти с имевшимся у него книжным фондом, я обнаружил только собрание сочинений Мопассана и юбилейное издание, относящееся к деятельности Министерства Внутренних Дел. Вот и все»(17).
Ценили чтение многие интеллигенты в уездной глуши. Книжный шкаф отца Николая Заболоцкого, земского агронома с. Сернур Уржумского уезда, стал «любимым наставником и воспитателем» будущего поэта. Из приложений к «Ниве» у Заболоцких составилось порядочное собрание русской классики(18).
В знакомстве с литературой ощущались «знамения времени». Некоторые гимназисты читали «нелегальные книжки», намеревались передавать их рабочим. Существовал повышенный интерес к произведениям М. Горького («его считали факелом свободы, символом нарастающей бури, которую готовили все прогрессивные силы общества»(19). На вечеринках декламировались «Песня о Соколе», «Песня о Буревестнике». Иногда «контрабандой» они читались молодежью «с большим пафосом, вызывая аплодисменты» на публичных концертах, «если в зале не было представителей полиции». « “Песнь о Соколе”, – выражал настроения учащейся молодежи Б.Г. Сергиев, – отразила настроение тех людей, которые попадали в тюрьмы и в ссылку. Эти люди всегда считали себя “славно пожившими и видевшими небо”»(20). С.А. Лобовиков вспоминал о чтении в Белой Холунице 27 марта 1903 г.: «…Мы сидели вечером у учит[ельницы], читали Горького… Я читал и мне было невыразимо приятно, что… она живет со мною одной мыслью, что она думает то же, что и я…»(21)
Выбор чтения во многом зависел от родителей. Владимир Чарушин сообщал матери в Пермь о прочитанном, о планах чтения: «Думаю достать Ключевского, Милюкова». Анна Дмитриевна писала Николаю Аполлоновичу: «Скажи Володе, что в “Исторических письмах” есть глава “Критически мыслящие личности” и у Михайловского есть на эту тему…» Володя извещал мать о вятских новостях, об учёбе, о гимназической жизни, в которую так или иначе вторгались «знамения времени»: «Сегодня кончил сочинение, вышло в восемь листочков. Я очень доволен, что, наконец, развязался с ним. Теперь хоть будет свободное время, а то совершенно некогда было читать, и я порядочно давно уже не читал. Кончаю Клейна “Астрономические вечера”. Пока думаю почитать по естественным, хотя и думаю прочесть Михайловского статьи о “герое и толпе”… Почитал салтыковскую “Пошехонскую старину”… Читаю сейчас Михайловского “Борьба за индивидуальность”. Мало что-то остается в голове, а в целом ничего нет. Пожалуй, Михайловский-то еще не по нам. Лучше почитать, пожалуй, Лаврова “Задачи понимания истории”. У него, судя по “Историческим письмам”, все гораздо систематичней, нет такой разбросанности, как у Михайловского, благодаря чему в голове остается гораздо больше…»(22)
В чтении чувствовалась преемственность. Врач-психиатр Ю.В. Португалов, сын семидесятника-просветителя В.О. Португалова, участвовавший в волнениях студентов Казанского университета в 1887 г., руководил чтением гимназистки Веры Зубаревой, ставшей одним из организаторов Вятского комитета РСДРП (б) летом 1917 г.(23)
Время вносило коррективы в круг чтения вятчан. В библиотеках всё чаще стали появляться сочинения марксистского толка. Отчёт Орловской городской публичной библиотеки за 1902 г. объясняет причины пополнения подобными книгами: «Солидность этой оконченной работы доказывается тем, что она потребовала нескольких лет труда и без добровольных сотрудников окончание ее было бы непосильно»(24). Каталог библиотеки учёл четыре работы К. Маркса, четыре Ф. Энгельса и четыре В.И. Ленина, опубликованные в журналах «Научное обозрение», «Начало», «Жизнь», «Мир Божий» и др. Можно согласиться с суждением В.Н. Колупаевой, «что именно близостью с политическими ссыльными, их советами объясняется наличие марксистской литературы в Орловской и Слободской библиотеках»(25). «Знамения времени» сказались на М.Н. Булычёве, ведавшем Орловской библиотекой. «…Влиянием на свое развитие [он] был обязан знакомству с бывшими политическими ссыльными… Знакомство с последними в то время было для обывателей небезопасно, но любознательность и проснувшийся ум влекли его к сему недозволенному знакомству, которое во многих наших городах оставило, между прочим, след в виде таких памятников, как Орловская публичная библиотека, составленная при деятельном участии этих невольных обитателей наших захолустьев»(26).
Впечатлениями от посещения Нолинской библиотеки в период ссылки делился с сестрой Ф.Э. Дзержинский: «Я нахожусь теперь в Нолинске… Имеется здесь немного книг. Есть земская библиотека»(27). Чтение в ссылке отметил В.В. Воровский: «В общем, я не могу вспомнить ссылку лихом. Я имел возможность сосредоточиться, углубиться в науки, прочел очень многое с большой пользой для себя… отдал дань учению экономических вопросов, изучил Маркса, глубже познакомился с философией даже Канта…»(28)
Распространение «прогрессивных» изданий тревожило в 1909 г. «Вятский вестник» – консервативное приложение к «Вятским губернским ведомостям»: «Нас просят обратить внимание гласных гор. думы г.г. Шуравина, Максимовича и Истомина, стоящих во главе библиотеки им. Пушкина, на крайне односторонний выбор газет и журналов для читателей библиотеки. Из газет нет даже “Нового времени”, не говоря уже о правых и умеренно правых органах. Журналы, за исключением разве “Нивы” и детских, все прогрессивные и архипрогрессивные. Судя по списку изданий, выписываемых в библиотеку, в Вятке существует лишь прогрессивный читатель»(29). Предостережение подействовало – в 1911 г. учащимся средних учебных заведений запретили пользоваться книгами городской библиотеки им. Пушкина по причине ограждения их от «тлетворного» влияния, а в 1914 г. из библиотеки изъяли несколько номеров столичных газет и много книг(30).
Марксистская литература хранилась и в частных библиотеках – у М.П. Бородина в Вятке(31), у о. Н.Н. Блинова в Сарапуле(32). (Эти книги они передавали в общественные библиотеки). Подобные издания оказывали воздействие на становление взглядов радикально настроенных жителей губернии. Однако сказывалась отдалённость губернии от промышленных центров. Н.Э. Бауман, отбывавший ссылку в Орлове и совершивший оттуда побег, называл места, в т.ч. и Вятскую губернию, куда он брался переправлять «Искру»: «Со всеми этими пунктами установлены способы доставки»(33). Но Н.К. Крупская заметила, что «интересен, главным образом, читатель-рабочий, в Астрахани же, в Вятке и пр. читать будут лишь поднадзорные»(34).
На рубеже ХIХ–ХХ вв., благодаря просветительской деятельности интеллигенции, книга проникала в крестьянскую среду(35). Появлялся тип молодого крестьянского парня, вроде того, о котором сообщала корреспонденция из Уржумского уезда. Он завёл дома библиотеку, выписывал газету да ещё пользовался книгами бесплатной избы-читальни в соседнем селе(36).
Вятские крестьяне с увлечением читали «Робинзона Крузо». Чаще это были пересказы и переделки романа Д. Дефо, вроде переработки о. Н.Н. Блиновым. В предисловии к очеркам исследователя жизни и быта удмуртского народа Г.Е. Верещагина об образцах произведений устной словесности удмуртов, замечалось: «…И тут видны уже следы школьной грамоты: в числе сказок находим уже и историю Робинзона Крузо (купеческий сын), нашедшую дорогу и к избе вотяка. Конечно, из нее запомнили и поняли немного, но ею заинтересовались, ее прочли»(37). «Вятский край» сообщал об одной из библиотек Елабужского уезда: «Определились уже и излюбленные крестьянами книги. На первом месте среди других нужно поставить “Робинзона Крузо”. Эта книга имеется в библиотеке в трех экземплярах, но никогда не лежит в библиотечном шкафу, а всегда ходит по рукам. Насколько эта книга нравится, можно судить по тому, что одна неграмотная женщина, слушая чтение этой книги, заплакала и сказала: “Он, Робинзон, непременно попадет в святые: больно уж много перестрадал на этом свете”»(38). Конечно, «Робинзона» читали не только крестьяне. В.И. Юферев вспоминал о том, как подростком брал из библиотеки в Орлове растрепанный том «Робинзона Крузо».
Примечательны воспоминания библиотекаря Сергея Власьевича Калинина, который в 1907–1916 гг. заведовал двухклассным училищем в с. Верховинском Орловского уезда, одновременно присматривая за школьной библиотекой имени С.И. Сычугова, которая помещалась в большой прихожей нижнего этажа училища. Книги, расставленные по отделам (общий; религиозный; общественные науки; языки; точные науки; прикладные науки; искусство; литература художественная; история и география), хранились в трёх больших трехстворчатых шкафах. Примечательно, что Сычугов, покупавший на свои средства книги, не собирал религиозную литературу, а её высылало земство. Книги были недорогие, имелись приложения к журналам «Нива», «Вокруг света», «Природа и люди». Количество книг за 8 лет работы Калинина увеличилось с 800 до 5000. При нём в библиотеке насчитывалось около тысячи детских книг. Пользовались ею учительницы двухклассного училища и окрестных школ. Крестьяне проявляли интерес к книгам по истории, географии, естествознанию, сельскому хозяйству. Читали они и религиозные книги, но очень мало. Память о Сычугове жители села и близлежащих деревень хранили с благодарностью. Приёмный покой больницы украшал портрет врача-просветителя. Не миновало Калинина, выходца из крестьянства, интеллигента в первом поколении, увлечение «нелегальщиной»: «Запрещенные книги хранили в самых укромных уголках, в подполье, под кирпичами печек, в сене и др. местах»(39).
Женская гимназия в Орлове отличалась «от прочих женских гимназий» своим свободным доступом дочерям крестьян, что невольно обратило на себя внимание, даже со стороны иностранной прессы, например: «Revuе des Revues» и «La Lecture»(40). Воспитанницы другой женской гимназии в Царевосанчурске, даже не уездном, а заштатном городке, вспоминали: «Все мы из мещанской или крестьянской среды. Мало светлого и полезного дает всем наша домашняя обстановка. И мы со всем порывом своей молодой души устремляемся в “храм познания и науки” – гимназию, но там находим одну сухую схоластическую “зубрежку”. В нашу гимназическую жизнь в 1914 году ворвалась светлая струя в лице трех преподавательниц… Гимназистки ожили, проснулись. Каждое слово любимых преподавательниц мы ловили на лету, стали просиживать целые ночи за книгами, для того, чтобы только пополнить пробелы в нашем знании…»(41) (Наверняка, многие из них стали учительствовать уже в советские годы).
Тяга к чтению захватывала грамотных крестьян, которые, политизируясь, извлекали из книг притягательные для них познания. «Света, света, света… Вот в чем нуждается теперь больше всего деревня. Да, деревня просыпается! Это доказывается тем, что крестьянские общества выписывают газеты, открывают избы-читальни, что ныне необыкновенный наплыв учащихся в школы. Так дайте же силы проснуться деревне. Интеллигенция, помогите деревне!»(42)
Тянулся к книгам и рабочий люд. Участник революционных событий в Вятке М.Ф. Захваткин (начал трудиться с 12 лет на фабрике подручным к паровым молотам) вспоминал: «После работы я любил более всего читать книги, которые носил от учителя. Меня более интересовали книги из русской истории, исторические рассказы и естествознание»(43).
Среди вятчан, поздравивших с пятидесятилетием В.Г. Короленко в 1903 г., был столяр М.И. Палкин. Он помещал в газете «Вятский край» стихи о трудной жизни рабочего люда, типичные для авторов «из народа», собрал большую библиотеку, книги которой умело переплетал, выписывал журнал «Вестник знания» с приложениями. На окраине Вятки в с. Хлыновке около библиотеки Михаила Ивановича возник кружок любителей чтения, в котором участвовали рабочие, столяры, приказчики. Любовь к чтению отразилась в неопубликованном стихотворении поэта-самоучки (1915): «Книги – мое счастье, книги – жизнь моя! / Потому так сильно и люблю их я… / Словно друг твой близкий говорит с тобой / Обо всем, что знает целый мир земной…»(44)
Примечания
- Нестор (митр.). Записки православного миссионера.— Свято-Троицкая лавра, 1995. С. 43–44.
2. Юферев В.И. Воспоминания. Рукопись. С. 26. Архив Н.А. Колеватова.
3. См.: Петряев Е.Д. Литературные находки: очерки культурного прошлого Вятской земли.— Киров, 1981. С. 197.
4. Юферев В.И. Указ. соч. С. 22.
5. Свободов. Наша жизнь. Корреспонденция из г. Орлова // Вят. вестник. 1905. № 15. С. 2.
6. Колупаева В.Н., Сергеев В.Д. Из истории вятских библиотек // ЭЗВ. Т. 9: Культура. Искусство.— Киров, 1999. С. 237–238.
7. Блинов Н.Н. Дань своему времени. Воспоминания. С. 33, 102. Архив Е.Д. Петряева.
8. Фокин Александр Дмитриевич: (автобиография) // Проблемы изучения, использования и охраны природы Кировской области: Материалы Первых естеств.-науч. краевед. чтений памяти А.Д. Фокина.— Киров. 1992. С. 9.
9. Грин А.С. Автобиографическая повесть // Воспоминания об Александре Грине.— М., 1971. С. 13–14, 30.
10. Homo. Молодые порывы // Молодые порывы: Орган вят. учащейся молодежи.— Вятка: Изд. Г.Н. Сиверцев, 1917. № 1. С. 34.
11. Голос Вятки. 1910. 22 янв. (№ 17).
12. ГАСПИ КО. Ф. 45. Оп. 1. Д. 76. Л. 37. Коллекция журналов вятских семинаристов. «Новое время» – преуспевающая газета А.С. Суворина, занимавшая в начале ХХ в. промежуточную позицию между монар-хическими «Московскими ведомостями» и формирующейся кадетской печатью.
13. ГАСПИ КО. Ф. 45. Оп. 1. Д. 76. Л. 38 об.–39.
14. Сергиев Б.Г. Вятские воспоминания (1890–1906 гг.). С. 277–278. Машинопись. КОУНБ им. А.И. Герцена.
15. Цит. по: Сергеев В.Д. Николай Аполлонович Чарушин: народник, общественный деятель, краевед.— Вятка (Киров), 2001. С. 78.
16. Лобовиков С.А. Из дневника молодого Сергея Лобовикова // Сергей Лобовиков – русский мастер художественной фотографии.— Киров, 1996. С. 223. (Запись, вероятно, 1902 г.).
17. Юферев В.И. Указ. соч. С. 34–35.
18. Заболоцкий Н.А. Ранние годы: Избр. произведения: в 2 т.— М., 1972. Т. 2. С. 211.
19. Сергиев Б.Г. Указ. соч. С. 98.
20. Там же.
21. Лобовиков С.А. Указ. соч. С. 224.
22. Цит. по: Сергеев В.Д. Указ. соч. С. 78.
23. Ситников В.А. Вера Зубарева.— Киров, 1971. С. 6, 17.
24. Отчет о деятельности Орловской городской публичной библиотеки за 1902 год.— Вятка, 1903. С. 5.
25. Колупаева В.Н. Марксистская книга в Вятке. Произведения К. Маркса, Ф. Энгельса и В.И. Ленина в дореволюционных вятских библиотеках // Вятка: краевед. сб.— Киров, 1975. С. 68–69.
26. Михаил Никифорович Булычев: некролог // Вят. край. 1906. 18 мая.
27. Дзержинский Ф. Дневник. Письма к родным.— М., 1958. С. 112–113.
28. Воровский В.В. Сочинения. Т. 1.— М., 1931. С. 409–410.
29. Вят. вестник. 1909. № 89.
30. Арестованные книги // Вят. речь. 1914. 20 марта.
31. Каталог книг Михаила Павловича Бородина, пожертвованных им в библиотеку Общества взаимного вспоможения лиц частного служебного труда.— Вятка, 1913. С. 83.
32. Швецов Д. Библиотека просветителя // Урал. следопыт. 1970. № 6. С. 77.
33. Переписка В.И. Ленина и редакции газеты «Искра» с социал-демократическими организациями в России. 1900–1903 гг.: сб. док.: в 3 т.— М., 1969. Т. 1. С. 268–269.
34. Там же. С. 220.
35. См.: Шумихин В.Г. Для жизни настоящей и будущей: (Книжное дело Вят. земства).— Киров, 1996.
36. Незнакомый. Корреспонденция из Уржума // Прил. к ВГВ. 1902. 1 янв. (№ 1).
37. Верещагин Г.Е. Образцы произведений устной словесности вотяков // ПКВГ на 1897 год.— Вятка, 1896. С. 41–42.
38. Народная библиотека // Вят. край. 1895. № 121. С. 2.
39. Калинин С.В. К истории библиотеки С.И. Сычугова в с. Верховино Орловского уезда.— Халтурин, 1957. С. 1–4, 28. Рукопись. КОУНБ им. А.И. Герцена.
40. Наша жизнь. Корреспонденция из г. Орлова // Вят. вестник. 1905. № 15. С. 2.
41. На бедного Макара все шишки валятся // Молодые порывы.— Вятка, 1918. № 12. С. 35.
42. Крестьянская газета. 1917. 3 окт. № 51.
43. Захваткин М.Ф. Воспоминания старого большевика // 1905 год в Вятской губернии.— Вятка, 1925. С. 228.
44. См.: Петряев Е.Д. Записки книголюба.— Киров, 1978. С. 66.
Автор: А.В. Сергеев, 2005 г.
Источник: