Солдата-срочника Антона Макарова арестовали по обвинению в нападении на военнослужащих. По версии следствия, он убил офицера топором, а после расстрелял троих сослуживцев, двое из них умерли …
Почти год назад произошел похожий случай — в одной из воинских частей Забайкалья Рамиль Шамсутдинов во время смены караула убил 8 человек. Причиной обеих трагедий следствие называет нервный срыв …
Журналисты поговорили с координатором правозащитной организации «Зона права» Булатом Мухамеджановым о том,
почему подобные инциденты происходят в нашей армии
Ситуации с Антоном Макаровым и Рамилем Шамсутдиновым выглядят похожими. На ваш взгляд, у этих трагедий одинаковые причины?
Министерство обороны и год назад, и сейчас объясняло действия солдат нервным срывом. Когда произошла трагедия с участием Шамсутдинова, его отец сразу начал активно комментировать ситуацию в СМИ. Тогда адвокаты оперативно смогли найти доказательства того, что между военнослужащими были неуставные отношения. В деле Макарова такой открытости пока нет, но по рассказам его бабушки можно сделать вывод, что в части, где служил Антон, все было не так радужно. Она сказала, что внук просил отправить продукты, потому что их отбирают, и рассказывал о притеснениях со стороны конкретного сослуживца.
Почему, несмотря на то что время от времени возникают такие громкие дела, проблема не решается?
На мой взгляд, у нас в стране идет массированная кампания Минобороны по обелению себя. У них есть свой телеканал, своя газета, любая невыгодная информация купируется. К тому же многие влиятельные СМИ обычно не пишут об армейском произволе. Дела Макарова и Шамсутдинова — из ряда вон выходящие, поэтому их невозможно не предать огласке. Если же мы говорим о менее резонансных случаях, когда речь идет об избиении или ненасильственной смерти, то мы узнаем об этом в основном от родственников военнослужащего, а не от Следственного комитета или тем более не от Минобороны. В последние годы объем страховых выплат военнослужащим существенно увеличился. Сейчас это приличные суммы, особенно для жителей провинций — в случае смерти военнослужащего его семья получает около 2,7 миллиона рублей.
Два таких громких дела, которые произошли с Шамсутдиновым и Макаровым, в любом другом государстве поставили бы под сомнение устойчивость кресла министра обороны. В прошлом году после трагедии с Рамилем Шамсутдиновым Сергей Шойгу резко раскритиковал работу командиров и дал указание усилить работу психологов в призывных пунктах и войсковых частях. Спустя год мы можем сделать вывод, что это указание не было исполнено в полном объеме. Если бы Шойгу был «хромой уткой», то это бы сработало как триггер в вопросе его отставки. Но мы понимаем, что Путин доволен его работой на посту министра обороны. Давайте вспомним в противовес трагедию с Андреем Сычевым, над которым издевались в танковом училище. В 2006 году она поставила крест на президентских амбициях Сергея Иванова.
С 2007 года срок службы в армии постепенно уменьшался — сначала до полутора лет, потом до одного года. Как это повлияло на проблему дедовщины?
В 2007 году, когда я начал работал в Казанском правозащитном центре, в мой первый рабочий день туда пришел рядовой в форме, сбежавший из воинской части из-за дедовщины. К нам за помощью по этой же проблеме обращались 10–15 человек за призыв, что довольно много для региональной организации. Такая статистика сохранялась примерно до 2010 года. Резкое падение количества таких обращений и фактически минимизацию их до нуля мы связываем с реформой, запущенной Анатолием Сердюковым. Многие правозащитники признавали, что тот период был самым успешным с точки зрения соблюдения прав военнослужащих и отсутствия серьезных ЧП. Комплекс действий в армейской реформе позволил больше внимания уделять боевой подготовке, а не уборке снега. Мы стали забывать о понятии «неуставные отношения».
К сожалению, после 2015–2016 годов положение стало ухудшаться, и сейчас идет своеобразный откат.
Почему?
Полагаю, ситуация ухудшилась после того, как министром обороны стал Сергей Шойгу и в целом изменилась внешнеполитическая ситуация: появился конфликт в Донбассе, Россия начала принимать участие в боевых действиях в Сирии. В 2015 году указом Владимира Путина еще и засекретили потери военнослужащих в мирное время, что затруднило доступ общественности к объективной картине происходящего в армии.
Вооруженные силы стали знаменем государства, главным источником патриотизма, поэтому все негативные явления стараются нивелировать в публичном пространстве. Закон, запрещающий свободно пользоваться смартфонами, тоже усугубил ситуацию. Военнослужащий раньше мог записать на диктофон угрозы в свой адрес, сфотографировать телесные повреждения. Сейчас такая возможность сведена к минимуму.
Существует практика сопровождения сотрудниками аппаратов региональных омбудсменов эшелонов с призывниками, которые направляются в места дислокации. Но это носит нерегулярный, несистемный характер. Для того чтобы бороться с неуставными отношениями, нужно проводить неожиданные проверки, к которым нельзя подготовиться. Пусть это будет сводный «десант» из представителей военной прокуратуры, полиции и общественности. Чтобы избежать того состояния и тех масштабов проблем, которые были лет 10–12 назад, необходимо говорить о них в публичном поле.
Какие общественные инициативы могли бы повлиять на решение этой проблемы сейчас?
Для начала необходимо, чтобы у Минобороны в принципе появилось желание сотрудничать с общественными организациями. На уровне регионов есть организации, которые работают с местными военкоматами, но это должно получить широкий масштаб. Необходимо закрепить на федеральном уровне формат взаимодействия Министерства обороны с общественными организациями, которые занимаются защитой прав военнослужащих, пострадавших от неуставных отношений. Тогда у правозащитников появилась бы возможность посещать войсковые части совместно с прокурорами. Многое начнет меняться, когда наверху поймут, что общественные организации — помощники, а не враги. Ведь Минобороны, наверное, также не хочется, чтобы неуставные отношения в армии процветали.
Складывается впечатление, что они скорее пытаются эту проблему скрыть.
Иногда кажется, что государство пока готово решать эту проблему только деньгами. Видимо, они руководствуются такой логикой: человека уже не вернуть, но мы готовы компенсировать моральный вред. Конечно, это сделано еще и для того, чтобы побыстрее убрать трагедию из общественной повестки. И это довольно успешно у них получается. Прошло около недели после трагедии с участием Антона Макарова, и о ней уже практически не говорят. Сейчас все сложнее увидеть объективную картину происходящего в армии.
Какие регионы самые проблемные с точки зрения дедовщины?
Сложно судить о проблемности регионов, когда нет открытой статистики о смертности в армии, но чаще всего на слуху Забайкальский край, Воронежская и Свердловская области. Причины летальных исходов бывают совершенно разные. Например, в 2017 было несколько громких дел — суицид в Воронежской области и гибель срочника на военных учениях в Новгородской. Вторая трагедия произошла из-за халатности офицеров. Танк открыл огонь по укреплению, где находились несколько рядовых — один погиб, трое получили тяжкий вред здоровью. Нам удалось взыскать с Минобороны в общей сложности 10 миллионов рублей компенсации.
Если мы говорим о неуставных отношениях, которые привели к суициду, то их основная причина на сегодняшний день — денежные поборы. Во всех делах, которые мы вели в последние годы, все строилось вокруг денег, материальных благ. Сейчас мы ведем дело Степана Цымбала, которого нашли мертвым в воронежской части. По версии следствия, он покончил с собой из-за того, что офицер избил его после пропажи двух ящиков водки.
В материалах дела рядового Игоря Галченкова, который покончил с собой в 2017 году, были два заключения военных психологов, противоречащих друг другу. В одном отмечалось, что суицидальный риск у солдата отсутствовал, в другом шла речь об интровертированности, социальной дезадаптации, Галченкову не рекомендовали нести службу с оружием. Какую роль при расследовании дел играют психологи? Несут ли они ответственность?
Психологи никакой ответственности в этих делах не несут, и это довольно серьезная проблема. Сейчас в ЕСПЧ находятся объединенные жалобы родственников пятерых солдат, которые совершили суицид или попытку суицида в 2005–2006 годах из-за недосмотра психологов и командиров. В одном из дел выяснилось, что три военных психолога, включая начальника пункта психологической помощи, не имели специального психологического образования. По нашему мнению, власти нарушили статью 2 «Право на жизнь» и статью 15 «Право на эффективные средства защиты» Конвенции о защите прав человека.
На наш взгляд, ответственность за психологическое состояние солдата ложится как на призывную комиссию, так и на военных психологов. Например, в истории с Макаровым уже возникают вопросы по их работе. Его неоднократно тестировали, проводили психологические исследования и в 17 лет, когда поставили на воинский учет, и при поступлении в институт МВД, и во время призыва на военную службу, и в период ее несения. На каком этапе было упущение — остается большим вопросом.
В 2013 году была принята «Концепция развития психологической службы в Вооруженных силах». Она должна была отрегулировать работу военных психологов. Первый этап этой программы был рассчитан на два года и предполагал разработку нормативной базы. Но после принятия этого документа о нем ничего не было слышно, и ситуация в этом вопросе не улучшилась.
Если бы служба в армии носила добровольный характер, было бы меньше трагедий, связанных с неуставными отношениями?
Не думаю. Недавно издание «Проект» сняло фильм о неуставных отношениях в контрактных армиях, который подтверждает, что это явление есть и там. Дело в том, что любая армия — это срез общества, в котором сталкиваются абсолютно разные люди. И взаимоотношения при контрактной службе не сильно отличаются от тех, которые строятся при срочной.
Что делать человеку, столкнувшемуся с дедовщиной?
Обязательно донести информацию о происходящем до родственников и правозащитных организаций. Многие боятся прослыть стукачами, но, когда речь идет о личной безопасности, есть угроза жизни или здоровью, надо работать на предупреждение. В случае с Рамилем Шамсутдиновым это, наверное, могло бы предупредить массовый расстрел. Если бы дело о неуставных отношениях изначально довели до суда, Шамсутдинов был бы только потерпевшим, а сейчас он обвиняемый, которому грозит пожизненное лишение свободы.
Подготовила Ксения Мариинская
Читайте также:
Первые части Красной армии на Вятке
