Первая часть истории — Выигрышный билет. Часть 1 — «Прости, сват»
Подходят к соседней могиле двое мужиков с лопатами. Стали прикуривать, и в свете зажженной спички узнаю одного – сторож кладбищенский Никодим, второго не знаю, но тоже где-то рожу его 
видел. Быстро сообразил, что пришли они вскрыть Катину могилку, да снять с нее украшения и одежду. Толик под бок меня тычет – показывает знаками, что тоже сообразил, что за визитеры пожаловали. Знаками показывает на часы и обрез. Поняли мы друг друга без слов, что дождемся вскрытия гроба и заставим их сознаться в могильных грабежах, заодно и судьбу пиджака сватова узнать.
Видно, что опыта и силушки им не занимать — шустро раскидали мужички земельку могильную, гроб вытащили. Защелки на гробе расстегнули, крышку сняли и понесли ее в сторону. И в этот момент со страшным хрипящим вздохом садится Катя в гробу и, заливаясь слезами, начинает причитать что-то ей одной понятное. Никодим с напарником, как ошпаренные, отскакивают от могилы прямо под наши елки.
— Мочить ее, Никодим, надо, — шепчет напарник – спалимся мы, если живой ее оставим.
— Да вижу я. Вот ты и мочи, урка, тебе ведь не впервой – шепчет Никодим – возьми лопату, да вдарь ей.
Диалог этот в метре от нас проходит, слышим всё слово в слово. А Катя, видим, потихоньку вроде в сознание приходит — дыхание налаживается, хрипы потише стали. И в это время Толик как шмальнет из обреза, да хриплым от страха голосом как заорет:
— Я вам, су..м, щас так вдарю, что оба друг друга в этой могиле похороните.
Ну-ка прыгайте, скоты, в могилу, сейчас казнить вас будем. Да второй раз стреляет прямо над их головами. В пламени выстрела вижу их перекошенные от страха лица, да и самому мне жутко стало от всей картины происходящего. Одна Катя никак не реагирует на выстрелы, по-прежнему качается, сидя в гробу, и заливается горькими слезами.
После второго выстрела случилось то, чего ну никак мы с Толиком ожидать не могли – рванули копальщики могильные со страху прочь, да не очень удачно рванули – столкнул напарник сторожа в могилу, а сам в мгновение ока исчез в темноте зимней. Взмолился Никодим из могилы, упал на колени, пощады просить начал, скулить и причитать. Не может врубиться, что люди перед ним, обращается как к покойникам потревоженным, лиц то наших в темноте не видно, а Толику это и надо. А я смотрю, Катерина замерзать начала, затрясло её от холода, одежки то на ней всего ничего – платьишко легонькое, да туфельки летние. Накинул я ей на плечи фуфайку свою, да шапку с Никодима снял для неё. Но, думаю, долго она так не выдержит, не май месяц на дворе, надо куда-то в тепло ее определять. Мысль быстро работать начала – вспомнил, что через дорогу от кладбища районная электроподстанция находится, а там всегда дежурный и помещение теплое имеются. Подхватил я Катю на руки и понес туда, благо недалеко – метров пятьдесят, да и весу в ней оказалось – мешок с сахаром тяжелее.
А на подстанции в тот вечер дежурил мой знакомый Николай Петрович, с которым я был хорошо знаком, потому как частенько по работе приходилось посещать эту подстанцию. Подходя к ней, увидел, что он ходит по территории, где установлены трансформаторы. Вот и хорошо, думаю, посажу Катю в каморку дежурной бригады, пусть пока не знает Петрович о разыгравшейся кладбищенской трагедии. Двери подстанции в те времена никогда не закрывались, усадил я Катю на скамеечку в уголок дежурки поближе к батарее отопления, снял с нее фуфайку и шапку.
— Посиди, — говорю – Катя тихонько, скоро за тобой зайду. Головой она кивнула – ну понимать начала, думаю, вот и, слава Богу. А сам рванул назад – надо ведь как-то выкручиваться из создавшейся ситуации.
А на кладбище события вошли в осознанное русло. Выдал Никодим, что костюм сватов сдал в соседнем райцентре Матинске в комиссионку, а подушечка с орденами у него в сторожке, поклялся Толику, что никогда более в жизни не будет тревожить усопших, а о случившемся будет молчать под страхом смерти. Вытащил Толик сторожа из могилы, закрыли они гроб, опустили в могилу. Тут и я подошел, отдал Никодиму, который приступил к восстановлению могилы, шапку. Мы зашли в сторожку и забрали из потайного места, выданного Никодимом, подушечку с орденами и двинулись прочь от злополучного места решать судьбу Катерины.
Очередной сюрприз ожидал нас на подстанции. Петрович, дежуривший в тот вечер, после заступления на смену, по давней своей традиции «принял на грудь» традиционную соточку и задремал, сидя в кресле. Разбудил его хлопок за окном, который он принял за треск проскочившей электродуги, второй хлопок укрепил его догадку, и он вышел на территорию поискать источник хлопков. Ничего подозрительного не найдя, вспомнил электрическое правило, что хороший треск всегда сам наружу вылезет. Вернувшись за пульт управления, принял очередную соточку и вновь погрузился в дрёму. А Катя, сидевшая в дежурке, тихонько подошла к нему, взяла со стола указатель напряжения и постучала задремавшему Петровичу по каске. Тут надо пояснить, что друг друга они знали, потому как жили в соседних домах. Петрович даже был на ее похоронах.
— Дядь Коля, а где у вас тут туалет? — тихонько спросила она открывшего глаза Петровича. Ответа Катя не услышала – Петрович сумел только махнуть рукой в сторону дежурки и вновь погрузился, но уже не в дрему, а в глубокий обморок, в котором я и обнаружил его, зайдя за Катей, которая к моему приходу самостоятельно уже нашла нужную дверь в дежурке.
Одел я её в курточку дежурных электриков, подшлемник одел на голову, на ноги дежурные валенки и вывел на улицу, где нас ждал уже Толик, тормознувший легковушку у железнодорожного переезда. Передав ему Катю, вернулся я в диспетчерскую, прихватив из аптечки в дежурке пузырек с нашатыркой. Сунул под нос ватку, пропитанную ею, и, похлопав по плечу, сказал заикающемуся Петровичу, который начал мне шептать, что только что видел умершую и воскреснувшую соседку:
— Завязывал бы ты, Петрович, пить. А то скоро все кладбище к тебе на запах алкоголя в гости соберется. Смотрю, крепко задумался мой собеседник. Добавляю ему:
— И не советовал бы я тебе делиться с кем-либо пригрезившейся картиной. Ладно, если на смех поднимут, так еще и с работы уволить могут.
Вышел я из подстанции, сел на заднее сиденье, и с отстраненным, беззаботным видом, командую водиле:
— Ну, трогай родимый! И для хохмы добавляю:
— А вы что покойнички попритихли? Ну-ка, спойте-ка нашу, заунывную. Смотрю, заерзал водила, руль крутит как штурвал на корабле, машину от бровки до бровки бросает.
— Ну, а Вы, уважаемый, куда и откуда едете, если не секрет? – спрашиваю я водителя, пытаясь его хоть как-то отвлечь от шутки своей неуместной. А сам, еще, когда в машину садился, заметил на заднем сиденье сверток в сетке – авоське, которую я положил себе на колени. Были в то время в ходу такие сетки, все, что внутри упаковано, легко обозревалось сквозь крупные ячеи. Лежит эта сетка у меня на коленях и в свете уличных светильников что-то подозрительное и до боли знакомое предстало моему взору.
(Автор: В. Павлович)
